Это было кладбище слонов, о существовании которого я слышал не раз — место, куда слоны приходят умирать, как это делала уже вымершая птица моа в Новой Зеландии. Вот появляется умирающий слон. Он останавливается, размахивая хоботом во все стороны. Потом медленно опускается на колени и замирает без движения. Вдруг на отдаленной скале появляются очертания огромного слона. В жизни я не видел такого гиганта. Он держит хоботом безжизненное тело женщины, волосы которой развеваются по ветру. В ее руках — ребенок, еще живой. Чудовище бросает тело на землю, хватает хоботом ребенка и, раскачав в воздухе, швыряет вверх. Покончив с ребенком, он направляется к умирающему слону и топчет его ногами. Затем подымает свой хобот, словно торжествующе трубя, и исчезает в лесу.
Снова пелена тумана скрыла все перед моими глазами, и я очнулся.
— Что вы видели? — спросил меня целый хор голосов.
Я рассказал обо всем, умолчав о последней части. Оказалось, что все мое видение длилось не более десяти секунд.
— Видел Джану? — спросил Харут. — Он убил женщину и ребенка, да? Это он делает каждую ночь. Вот почему белый народ кенда хочет убить его. Так Джана жив! Это нам и надо было узнать. Благодарю тебя, Макумацан! Теперь, быть может, прекрасная леди тоже желает посмотреть… — обратился он к мисс Холмс.
— Да, — ответила она.
— Я предпочел бы, Люна, чтобы вы не делали этого, — с беспокойством сказал лорд Рэгнолл.
— Вот спички, — сказала мисс Холмс Харуту, который взял их с поклоном. Затем, положив в кубок табаку, Харут зажег его, осторожно покрыл голову мисс Холмс покрывалом и вручил ей дымящийся кубок. Через несколько секунд кубок и покрывало упали на пол, и мисс Холмс, широко раскрыв глаза, заговорила тихим голосом:
— Я прошла долгий путь и нахожусь в другом мире. Кругом темно. Мне светит огонь кубка. Здесь нет ничего, кроме статуи нагого ребенка, вырезанной из желтой слоновой кости, и кресла из черного дерева. Я стою перед ребенком из слоновой кости. Он оживает и улыбается мне. На его шее ожерелье из красных камней. Дитя снимает ожерелье и надевает мне на шею. Потом указывает на кресло. Я сажусь. Все исчезло.
Я слышал, как Харут, напряженно слушавший эти слова, тихо прошептал Маруту:
— Священное Дитя получает Хранителя. Дух белых кенда снова нашел голос.
Затем оба благоговейно склонились перед мисс Холмс.
— Что за странное видение, — сказал лорд Рэгнолл, — дитя из слоновой кости… ожерелье… Что за вздор! Но теперь, я полагаю, представление окончено. Сколько я вам должен за него?
— Ничего, о великий лорд, ничего. Это мы вам многим обязаны. Здесь мы узнали то, что хотели знать уже давно, ибо табак кенда говорит только новому духу. Прощай, великий лорд! Прощай, прекрасная леди! Прощай, Макумацан, до новой встречи, когда ты придешь убить Джану. Благословение Небесного Дитяти, посылающего дождь, защищающего от опасности, дающего здоровье и пищу! Благословение его на вас всех!
С этими словами Харут и Марут надели плащи и направились к двери. Я проводил их, так как Сэвэдж был сильно напуган змеями.
— Скажите, о люди из Африки, что все это значит? — спросил я, когда мы очутились во дворе.
— Ты сам себе ответишь на этот вопрос, когда будешь стоять перед Джаной, — сказал Харут. — А теперь не пытайся узнать больше. Ты, который в свой час узнаешь все.
— Не пытайся узнать больше, чтобы не было несчастья, — эхом повторил Марут, — ты, о Макумацан, который знает уже слишком много.
— Теперь вернись в дом, — продолжал Харут, — здесь страшный холод. Передай прекрасной леди этот свадебный дар Дитяти.
С этими словами он вручил мне сверток и исчез в темноте вместе со своим товарищем.
Я вернулся в гостиную.
— Они ушли, — сказал я лорду Рэгноллу, — и, уходя, передали свадебный подарок для мисс Холмс.
Кто-то подал ножницы, сверток был вскрыт, и в нем оказалось ожерелье из красных камней. Это было рубиновое ожерелье и, судя по работе, очень старинное. Быть может, оно украшало шею какой-нибудь знатной египтянки или статую дитяти Горуса, сына Изиды.
— Это то самое ожерелье, которое дитя из слоновой кости дало мне в видении, — спокойно сказала мисс Холмс, надевая подарок на шею.
В эту ночь я не мог сомкнуть глаз. Может быть, от переутомления на охоте, или странных чувств, вызванных выступлением Харута и Марута.
Время шло; я лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к бою башенных часов Рэгнолла (я ночевал в замке). Разные мысли приходили мне в голову.
То мне казалось, что Харут и Марут просто пара заурядных плутов-арабов, каких я много повидал в африканских портах. То я думал о кладбище слонов и об огромной стоимости слоновой кости.
Потом я подумал о древних египтянах (меня всегда интересовала их история), поклонявшихся дитяти Горуса, мать которого, Изида, «владычица тайн», символизировалась луной на ущербе. И по странному совпадению у мисс Холмс на груди был знак, похожий на такую луну.
Вдруг меня охватил какой-то безотчетный страх — предчувствие, что с мисс Холмс непременно должно что-то случиться. Это чувство так овладело мной, что я встал, зажег свечу и поспешно оделся. У меня был всегда при себе заряженный двуствольный пистолет. Я осмотрел это оружие, вышел в коридор и встал за большими часами, глядя на освещенную луной дверь комнаты мисс Холмс. Прошло некоторое время. Я уже начал думать, в каком глупом положении рискую очутиться, если кто-нибудь случайно увидит меня. Вдруг дверь комнаты открылась, и на пороге показалась мисс Холмс, закутанная в пеньюар. Свет луны падал на ее лицо, и я понял, что она идет во сне.