Дитя из слоновой кости - Страница 53

Битва прекратилась. Черные кенда стояли в оцепенении.

— Бог умер! — крикнул голос. — Царь умер! Джана убил Симбу, и сам убит! Дитя разбито! Бегите, черные кенда! Бегите, ибо боги умерли, и земля ваша стала землею призраков.

Со всех сторон эхом раздавался стон: «Бегите, черные кенда, ибо боги умерли!»

Они повернулись и бежали как тени, унося с собой раненых. Никто не пытался остановить их.

Через полчаса ни одного из них, за исключением тяжело раненных и умирающих, не оставалось во дворе храма. Все они бежали.

Сражение окончилось.

Сражение, которое казалось поражением, было выиграно!

x x x

Я поднялся на ноги и увидел Рэгнолла.

Он прыгнул по направлению к своей жене и стал перед ней.

— Люна! — воскликнул он.

Облокотившись на плечо одного из белых кенда, я подошел к ним, так как любопытство превозмогло мою слабость.

Некоторое время она пристально смотрела на него, потом ее глаза начали изменяться, как будто к ней возвращалась душа, сообщая им свет и жизнь.

Наконец она заговорила медленным, нерешительным голосом:

— Ох, Джордж, это ужасное животное убило нашего ребенка! — говорила она, указывая на мертвого слона, — посмотри на него! Теперь мы будем друг для друга всем, как было прежде, пока Бог не пошлет нам другого ребенка.

С этими словами она разразилась потоком слез и упала в объятия мужа.

Я отошел в сторону (к своей чести, то же сделали и кенда), оставив их вдвоем около мертвого Джаны.

Тут я должен сказать, что с этого момента к леди Рэгнолл совершенно вернулся рассудок, как будто гибель Дитяти из слоновой кости сняла с нее чары. В чем заключались эти чары — я не могу сказать, но думаю, что каким-то необъяснимым образом она связывала это изображение со своим потерянным ребенком. Первая смерть отняла у нее рассудок, вторая, воображаемая, вернула его.

С момента гибели своего ребенка на улице английского местечка до гибели Дитяти из слоновой кости в Центральной Африке она ничего не помнила, за исключением сна, о котором спустя несколько дней рассказала Рэгноллу в моем присутствии. Она говорила, что однажды ночью видела Рэгнолла и Сэвэджа, спавших в туземном доме в городе Дитяти.

Я предоставляю читателю самому сделать вывод об этом сне в связи с видением Рэгнолла и Сэвэджа, о котором рассказано выше. Сам я не могу предложить ни одного объяснения.

Оставив Рэгнолла и его жену, я, пошатываясь, отправился искать Ханса и нашел его лежавшим без чувств вблизи северной стены храма.

Очевидно, всякая человеческая помощь уже была для него бесполезна — так сильно он был искалечен Джаной. Мы отнесли его в комнату одного из жрецов, где я сидел над ним до конца, наступившего на закате солнца.

Перед смертью он пришел в полное сознание.

— Не надо горевать о промахе по Джане, баас, — говорил он, — это какой-то демон отвращал от него пули бааса. Джана был заколдован от белых людей. Лорд Игеза тоже промахнулся. Но колдуны черных кенда забыли заколдовать Джану от маленького желтого человека. Потому я всякий раз, когда стрелял, попадал в него. Он знал, кто пустил в него последние пули. Вот почему он оставил бааса и схватил меня. Ох, баас! Я умираю счастливым, что убил Джану и что он схватил меня, а не бааса. Я все равно умер бы через день или два, так как был ранен брошенным копьем в пах. Я ничего не говорил об этом. Рана была не очень большая, и крови из нее выходило мало, но пока продолжалась битва, мне становилось все хуже. (Осмотр этой раны показал, что Ханс был прав. Долго он все равно не прожил бы.) Если баас хочет передать через меня что-нибудь своему покойному отцу, пусть баас говорит скорее, пока моя голова может удержать слова.

Потом он попросил перенести его к порогу, чтобы в последний раз взглянуть на солнце, «потому что, баас», — прибавил он, — «я уйду далеко за солнце».

Некоторое время он смотрел на заходящее светило, говоря, что, судя по небу, будет хорошая погода «для путешествия к Черной воде, чтобы увезти всю ту слоновую кость».

Я ответил, что мне, быть может, никогда не удастся забрать с кладбища слонов слоновую кость, так как черные кенда могут помешать мне в этом.

— Нет, баас, — ответил он, — теперь, когда Джана убит, черные кенда оттуда уйдут. Я знаю это, я знаю это…

Потом он начал бредить о наших прежних приключениях до тех пор, пока перед самым концом рассудок снова не вернулся к нему.

— Баас, — сказал он, — вождь Мавово назвал меня «Свет-во-мраке». Когда баас тоже вступит во Мрак, пусть он поищет этот Свет. Он будет сиять около бааса. Теперь я понял, что хотел сказать покойный отец бааса, когда говорил о любви. Это то, что я чувствую к баасу.

После этого Ханс умер с улыбкой на своем морщинистом лице.

Я плакал…

XXXI. ДОМОЙ

Мне немного остается рассказать об этой экспедиции, хотя я не сомневаюсь, что Рэгнолл при желании мог бы написать целый интересный том о многом, чего я едва коснулся, так как ограничивался только историей наших приключений. Например, о сходстве центрально-африканского культа Дитяти и его Хранительницы с египетским культом Горуса и Изиды, от которого, несомненно, произошел первый. Дальнейшее наше путешествие через пустыню до Красного моря было весьма интересным. Но мне надоело описывать путешествия, так же, как и совершать их.

После смерти Ханса бодрость духа покинула меня.

Мы похоронили его на почетном месте перед воротами второго двора храма, где он убил Джану.

Когда земля начала засыпать его маленькое желтое лицо, я почувствовал, будто половина моего прошлого осталась с ним в этой могиле.