Дитя из слоновой кости - Страница 25

Сказав это, парламентер отошел от нас на некоторое расстояние, чтобы не слышать нашего совещания, и стал ждать.

— Что ответить ему, Макумацан? — спросил Марут.

Я ответил ему вопросом.

— Есть ли надежда, что нас освободит твой народ?

Марут отрицательно покачал головой.

— Никакой. То, что мы видели сегодня, лишь малая часть войска черных кенда. Завтра они могут собрать тысячи. Кроме того, Харут думает, что мы погибли. Если Дитя не спасет нас, нам придется покориться своей судьбе.

— Тогда дело наше проиграно. Я уже чувствую жажду, а у нас нет ни капли воды. Но сдержит ли Симба свое слово?

— Я думаю, что сдержит, — ответил Марут. — Но надо выбирать. Смотри, они уже начинают окружать нас.

— Что вы скажете? — обратился я к трем остальным белым кенда.

— Мы в руках Дитяти, — ответили они, — хотя лучше было бы нам пасть вместе с нашими братьями.

Посоветовавшись еще немного со мной, Марут позвал парламентера.

— Мы принимаем предложение Симбы, — сказал он, — и сдаемся вам в плен при условии, что нам не будет причинено никакого вреда. Если Симба нарушит условие, месть будет ужасна. Теперь в доказательство своей верности пусть Симба подойдет к нам и выпьет с нами кубок мира, ибо мы чувствуем жажду.

— Нет, — ответил парламентер, — если Симба подойдет к вам, белый господин убьет его. Пусть он отдаст сначала свою трубу.

— Возьми, — великодушно сказал я, передавая ему ружье, причем подумал, что нет ничего бесполезнее ружья без патронов.

Парламентер удалился, держа далеко перед собой мое ружье. После этого к нам подъехал сам Симба в сопровождении нескольких людей; один из них нес мех с водой, а другой — огромный кубок, сделанный из клыка слона.

Симба был красивый мужчина с огромными усами, большими черными глазами, которые по временам принимали зловещее выражение. На голове у него, как и у других, не было никакого убора за исключением золотой ленты, представлявшей, по-видимому, корону. На лбу был широкий шрам от раны, полученной, вероятно, в каком-нибудь сражении.

Он оглядел меня с большим любопытством, и я думаю, что мой внешний вид произвел на него невыгодное впечатление.

В пылу сражения я потерял свою шляпу, волосы мои были растрепаны, куртка испачкана пылью и кровью. В общем, я представлял собой весьма непрезентабельную фигуру.

Я слышал, как Симба, рассчитывая, что я не понимаю языка кенда (за месяц пути я выучил этот язык, похожий на наречие банту), сказал одному из своих спутников:

— Истинно, о силе нельзя судить по виду. Этот маленький белый дикообраз причинил нам очень много вреда. Однако время, дробящее даже скалы, скажет нам все.

Затем он подъехал к нам и сказал:

— Ты слышал, враг мой пророк Марут, предложенные мной условия и принял их. Не будем больше говорить об этом. Я исполню что обещал, но ни на волос больше.

— Пусть будет так, — ответил Марут со своей обычной улыбкой, — но помни, что если ты изменнически убьешь нас, тройное проклятие Дитяти падет на тебя и на твой народ.

— Джана победит Дитя и всех, кто чтит его! — раздраженно воскликнул Симба.

— Кто в конце-концов победит — Джана или Дитя — известно одному Дитяти и, может быть, его пророкам. Но смотри! За каждого поклонника Дитяти пало больше трех поклонников Джаны. Наш караван ушел, увозя белых людей, у которых много труб, наносящих смерть. Джана, должно быть, заснул, допустив это!

Я ожидал, что эти слова вызовут взрыв негодования, однако они произвели противоположное действие.

— Я пришел выпить чашу мира с тобой, пророк, и с белым господином. Поговорим потом. Дай воды, раб.

Один из свиты Симбы наполнил кубок водой. Симба взял кубок, брызнул водой на землю и, отпив из него немного, передал его с поклоном Маруту, который с еще более низким поклоном передал его мне.

Почти умирая от жажды, я выпил добрую пинту воды и после этого почувствовал себя другим человеком.

Марут выпил остальное.

Потом кубок снова был наполнен для трех белых кенда, и Симба снова попробовал воду.

Когда наша жажда была утолена, нам привели лошадей, маленьких послушных животных с овечьими шкурами вместо седел и ременными петлями вместо стремян.

На них мы в продолжение трех часов ехали по равнине, окруженные сильным эскортом. По обе стороны каждой нашей лошади шло по вооруженному черному кенда, державшему ее за повод. Это была предосторожность на случай попытки к бегству с нашей стороны.

Мы проехали несколько деревень, где женщины и дети сбегались посмотреть на нас.

По сторонам дороги тянулись тучные нивы с почти созревшими злаками разных сортов.

Жатва обещала быть обильной. Из некоторых домов слышался плач. Очевидно, оплакивали павших в утреннем сражении.

Потом мы ехали большим роскошным лесом; многие деревья я видел впервые. Выйдя из леса и проехав еще некоторое время хлебными полями, мы наконец въехали в столицу черных кенда, город Симбы. Это было большое поселение, несколько отличавшееся от других африканских городов, окруженное глубоким рвом, наполненным водой.

Через ров было перекинуто несколько мостов, которые легко разбирались в случае опасности.

Проехав через восточные ворота, мы очутились на широкой улице, где собралась толпа жителей, уже знавших об утреннем сражении.

Они сжимали кулаки и шептали проклятия Маруту и его товарищам.

На меня черные кенда смотрели скорее с удивлением и некоторым страхом.

Проехав еще с четверть мили, мы через ворота попали в нечто похожее на южно-африканские краали для скота, окруженные сухим рвом и деревянным палисадом, наружная часть которого была обсажена зеленью. Пройдя еще одни ворота, мы очутились у большой хижины, или дома, построенного по образцу других домов города.